— И апельсины, — снова встрял Кало, любивший эти фрукты. — Не забудь про светильники, — добавил его брат. — Они просто прелесть.

— Клянусь Лукавым Благодетелем! — вздохнул Цепп. — После сегодняшней истории я, честно говоря, готов усомниться, что это я чему-то вас учу.

Некоторое время они помолчали. Солнце завершало свой путь по небосводу, и на улицах города залегли глубокие тени.

— Что ж, разрази меня гром, — старик покрутил запястьями, пытаясь восстановить кровообращение. — Я заберу себе сумму, которую изначально выдал вам на расходы. Вы, Кало и Гальдо, получите по серебряной монете — делайте с ними, что хотите. А ты, Локки, можешь по праву распоряжаться всем остальным. Ты ЧЕСТНО украл свои деньги.

В этот момент к ним приблизился респектабельный мужчина в кафтане цвета лесного мха и четырехугольной шляпе. Он опустил в кувшин полную пригоршню монет, судя по звону — медных и серебряных. Приподняв шляпу, купец поприветствовал мальчиков и объяснил:

— Я из Виденцы. Хочу, чтобы вы знали — я глубоко возмущен сегодняшним случаем.

— Сто лет здоровья вам и вашим детям, — почтительно ответил Локки. — Благослови вас Всеблагой Господин!

Глава 5. Серый король

— Похоже, Лукас, что большая часть наших денег разошлась очень быстро, — заявила донья София Сальвара.

— Течения благоприятствуют нам, прекрасная госпожа, — Локки позволил себе улыбку, прямо-таки победную по меркам Фервита — сжатые губы слегка дрогнули. У другого человека это сошло бы за гримасу боли. — Все идет по плану — корабли, люди, груз. Скоро нам останется лишь упаковать ваш дорожный гардероб!

— О да, о да…

Что значат эти темные круги под глазами? И не появилось ли легкой настороженности в ее отношении к северному гостю? Эта донья совсем не проста… Локки решил про себя, что следует несколько ослабить давление. Не стоит торопить события. Это была виртуозная игра, сродни замысловатому танцу — требовалось чистосердечно и радостно улыбаться человеку, знающему, что ты обманщик, но не догадывающемуся, что тебе известно о его подозрениях.

С легким вздохом донья София приложила свою личную печать к разогретому голубому воску на пергаменте и нанесла поверх отпечатка несколько волнистых линий — свою монограмму в изящном теринском шрифте (в последнее время это стало популярным среди знати).

— Если вы утверждаете, что требуется еще четыре тысячи, значит, так оно и есть.

— Искренне признателен, госпожа.

— Убеждена, что скоро вы расплатитесь. Даже с лихвой… если наши надежды оправдаются, — она весело улыбнулась, отчего около глаз собрались морщинки, и протянула Фервиту очередную расписку.

«Так намного лучше, — подумал Локки. — Куда легче управлять жертвой, когда та уверена, что сама контролирует ситуацию». Это был очередной афоризм Цеппа, который неоднократно оправдывался на практике.

— Пожалуйста, передайте дону Лоренцо мои самые горячие приветы, — произнес Локки, принимая пергамент с печатью. — Боюсь, я должен вас покинуть. Мне нужно встретиться с несколькими людьми и сделать кое-какие выплаты, которые… хм-м… надеюсь, не войдут в официальные расчеты.

— Конечно, я все понимаю. Конте проводит вас.

Сегодня старый солдат был несколько бледнее, чем обычно. Локки даже показалось, что тот немного прихрамывает. Бедняга явно страдал от жестоких ушибов. При воспоминании о минувшей ночи желудок Локки болезненно сжался. Ох, как он понимал слугу Сальвары!

— Прошу извинить меня, Конте, но все ли с вами в порядке? — вежливо произнес он. — По-моему… не обижайтесь, но мне кажется, что у вас выдались тяжелые деньки.

— Да нет, все хорошо, мастер Фервит, — уголки рта солдата чуть сжались. — Слегка расклеился из-за сырости, вот и все.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Так, небольшая ломота в суставах. Со мной такое бывает в это время года.

— Ох уж этот местный климат! Слава Сущностям, я пока что избавлен от подобных неприятностей.

— И все же следите за собой, мастер Фервит, — бесцветным голосом произнес Конте. — В Каморре порой случаются самые непредсказуемые неприятности.

«Ага, — снова подумал Локки, — значит, в подробности ночного визита посвящена не одна донья София, и гордость не позволяет слуге полностью скрыть свою осведомленность. Возьмем на заметку».

— Благодарю вас, дорогой Конте, я и так сама осторожность, — Локки засунул расписку за отворот черного камзола и на ходу поправил шейный платок, который пышными складками ниспадал ему на грудь. — Я всегда тщательно проветриваю комнату, чтобы в ней не застаивались ядовитые испарения, а после Лжесвета ношу только дешевые кольца. Кстати, что до ваших суставных болей… полагаю, несколько дней на море совершенно исцелят вас.

— Несомненно, — согласился Конте. — Морское путешествие, бесспорно, пошло бы мне на пользу, и я не упущу такую возможность.

— Вот и отлично, значит, мы пришли к согласию! — Локки подождал, пока слуга распахнет перед ним дверь из стекла и железа, кивнул сухо, но учтиво и пообещал: — Завтра я помолюсь за ваше здоровье, мой друг.

— Вы так добры, мастер Фервит, — почти бессознательным движением старый слуга стиснул рукоять кинжала. — Хотя я бы советовал вам помолиться за себя самого.

Локки неспешно шагал на юг, с Дюроны в сторону Серебристой рощи, следуя тем же путем, который они с Кало проделали несколько ночей назад. Ветер Палача усилился, и Локки чудилось, будто шорох и шелест листьев — это вздохи невидимых существ, таящихся в зелени.

Почти семнадцать тысяч полновесных крон меньше, чем за неделю; игра с доном Сальварой оказалась куда выгоднее, чем он предполагал изначально. Локки почти не сомневался, что без особого риска сумеет по меньшей мере еще раз вытряхнуть деньги из Сальвары. Именно так он формулировал текущую задачу — перевалить за двадцать две или двадцать три тысячи, а затем исчезнуть. Залечь на дно, расслабиться и оставаться в стороне, пока не уляжется «сумятица с Серым Королем. А уж затем — если будет на то воля Богов — как-нибудь отменить помолвку с Наццей. Отговорить капу Барсави, причем сделать это деликатно, не хватая старика за задницу… Локки вздохнул.

Наступление истинной ночи не означало внезапного исчезновения Лжесвета. Он никогда не исчезал просто так, а словно отступал, вползая обратно в Древнее стекло, как ссуда в руки жадного заимодавца. Тени ширились и росли, пока весь парк не оказался в их власти. В листве тут и там загорались изумрудные фонари с их мягким светом, пугающим и расслабляющим одновременно. Этого света хватало, чтобы рассмотреть мощеные дорожки, вьющиеся меж деревьев и изгородей. Локки чувствовал, как накопившееся напряжение постепенно отпускает его, вслушивался в приглушенный хруст гравия под своими туфлями и с удивлением осознавал, что в эти минуты ощущает почти полное умиротворение.

А что еще надо? Он жив, богат и самостоятелен; он сам принял решение не прятаться от опасности, надвигающейся на Благородных Подонков. На какой-то краткий миг, посреди огромного города с населением в восемьдесят восемь тысяч, с его дыханием, вонью, вечным шумом, торговлей и техническими приспособлениями, Локки вдруг показалось, что он совсем один на всем свете.

ОДИН.

Волосы на голове у Локки встали дыбом. Старый, холодный страх, вечный спутник одиноких людей, внезапно ожил в нем. Стоял тихий летний вечер, вокруг безмятежно шелестела Серебристая роща — самый безопасный из всех общественных парков Каморра. Его постоянно патрулировали «желтые куртки» с фонарями на шестах. А сколько здесь обычно крутится молодых аристократов обоего пола! Шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на парочку, которая прогуливается в поисках уединенного уголка.

Локки окинул быстрым взглядом лабиринт извилистых дорожек: он и вправду был совсем один в Серебристой роще. До него не доносилось ни звука шагов, ни голосов — лишь шелест листьев и жужжание насекомых. Вор повел правым предплечьем, и тонкий стилет вороненой стали скользнул из рукава прямо ему в ладонь. Крепко сжав в кулаке неразличимый издали клинок, Локки заторопился к южным воротам парка.